Ну, а с почтой, как разберешься? Летит себе помаленьку во все стороны света. Кому—чего—не понять. Иногда посылается что-то глубоко интимное, личностное, свое, а оно становится достоянием каждого, да еще и не поймешь — от кого и чего. Или вот, например, намеки такого содержания, как их, скажите, понимать?!
«На закате ходит парень, возле дома моего,
Поморгает мне глазами и не скажет ничего.
И кто его знает, чего он моргает?
Чего он моргает?На что намекает?
А вчера прислал по почте два загадочных письма —
В каждой строчке только точки—догадайся, мол, сама.И кто его знает, на что намекает?
На что намекает? На что намекает?
Я разгадывать не стала, не надейся и не жди,
Только сердце почему-то сладко таяло в груди.
И кто его знает — чего оно тает?
Чего оно тает? Чего оно тает?»
Письма с«точками» посылаются, разгадывать неберемся.
«Чего он моргает? На что намекает?»
Кто его знает? Почему сказать напрямую не хочет, чего боится?
Сердце, конечно, тает. Но кто его знает, чего оно тает?
Вот поэтому — «бац, бац — и мимо».
Вроде бы прямой наводкой, точно по цели,., но ни одна Катюша не догадывается. Парню досадно, так старался передать весточку .
«Я спросила: «Что невесел, аль не радует житье?» «Потерял, — он отвечает, — сердце бедное свое». И кто его знает, чего он теряет?
Чего он теряет? Чего он теряет?»
Передано условно, схематично, образно, точно. Но что касается расшифровки — не надейся и не жди, никому в голову такое не придет. Ходи себе там, как гармонь одинокая, хоть на закате, хоть на рассвете. Моргай, сколько вздумается! Поэт—сочиняй, композитор —перекладывай на музыку. Пришлешь по почте — спою на досуге, может, даже похвалю, растрогаюсь, слезы на глазах выступят, сердце защемит. Оно иногда действительно тает. Не понятно, от чего.
А в чем все-таки дело? Почему не получается— напрямую? Почему нельзя? Ну, ладно там, кодируются стратегические вещи, идеология, научные основы и все такое прочее, но при чем тут любовные послания? Почему нельзя поконкретнее, точнее, чтоб можно было догадаться? В этом-то все и дело. Нельзя, чтоб догадались. Таможня на телепатическом мосту и денно, и нощно блюдет свою службу. Разреши поконкретнее—такое в письмо засунут, что потом в жизни не расхлебаешь. Под разными соусами, шуточками, прибаутками, поцелуйчиками всякими — пушку спрячут, а то и бомбу водородную. Ходи потом, извиняйся по начальству, что, мол, облапошили, недоглядели. А там потом, на земле, как жахнет . Ваньке да Яшке что, все равно дураками прикинутся, а лифтерам, ну, которые «и вверх и вниз» всех сопровождают, за порядком следят, головы не сносить.
Разреши повольготнее, поконкретнее—совсем на голову сядут. И все это вот они стараются, толпой так и напирают. Что плохо лежит
— глядивоба, сопрут—глазом не моргнут. По каким каналам чего потом переправили—непомнят. Только под гипнозом и признаются. А потом опять ничего не помнят. Непомнящего — как накажешь? Все беды от дураков. Умный, тот всегда послушен. Коль работает на мосту, так всегда — в ту степь, куда надо, значит, куда все люди смотрят. Наблюдать — одно удовольствие. Тишь да гладь, никаких там подкопов, подвохов, прорывами и не пахнет. Эти же, со своей дурацкой идеей,., так и норовят то в обход, то на абордаж. Всякий раз начеку стоять приходится, караулить, кабы не вышло чего, потом свищи ветра в поле. А эти Ваньки да писарчуки Яшки, специалисты не только по любовным посланиям, все как один — не в ту степь. Форменное безобразие.
Когда с такими контрабандистами не стало никакого сладу, пришлось конструкторам заказать автоматическую кодировочную машину. Никодимом называется. Сразу полегчало. Машина—зверь, работает, как намордник. С таким забралом только и одолели. Автомат—хоть куда. Специально для русского направления. Пусть теперь Ной и упражняется, коли умный такой. Помимо нее — не сработаешь, дыхание перекроет тут же. Ной - Кодировочная Машина
