Его звали Евгением, о фамилии умолчу. Он на немного старше меня. Учился хорошо, почти отлично. Здоровье имел слабое, мальчик был болезненный, мал ростом, какой-то щуплый и замкнутый. Но потом мне рассказывали мои друзя, что он вымахал ростом, много тренировался, заимел завидную спортивную фигуру, закончил медицинский институт и работал врачом в г. Ярославле. Рассказывали, что он все время хотел меня видеть и ждал. Я же за все время так и не нашла времени приехать. Моя сестра, мать и близкие родственники уехали из тех мест, там же осталось только очень далекое родство. И потому на родину к себе я не торопилась, хотя внутри очень тянуло. Но, видимо, не судьба. Потом мне рассказывали, что он собственными руками построил себе шикарный дом, внутри красиво отделал по последней моде и часто за шмутками для своего гардероба ездил в Ригу. Однако упоминали и о другой стороне медали. Он был жаден, не гостеприимен и его собственные родные не любили его за этот недостаток. Его брат был полной ему противоположностью, как говорили: поделится последним.

Как-то я заикнулась Евгению о Смоленщине, родных местах и сказала, что возьму отпуск, съезжу туда и заодно узнаю о нем поподробнее. Предложение было принято с восторгом. Пообещал поехать в одном поезде, незримым и невидимым. Потом много раз напоминал и упрекал, что не еду. Обстоятельства складывались так, что поездку пришлось отложить. Евгений в открытую демонстрировал ухаживание и любовь, зная при этом, что все наши разговоры фиксируются сверху, не забывая, однако, находиться приисполнении служебных обязанностей и потому иногда заводил разговоры о том, чтобы я предала Бога, верхних и всю их коммунистическую пропаганду. В голосе не было уверенности и я чувствовала, что это "галочка в отчете" о проделанной работе. Не понимая этой хитрости, я почти тотчас предавала его, говоря что его провокации мне только на пользу и я делаюсь лучше. Действительно, я стала смотреть в оба и предъявила к себе ряд новых требований. Он же за меня получал на службе только выговора. Я не всегда была к нему доброжелательной. Часто язвила, что неба ему не видать как собственных ушей.

Однажды Евгений стал говорить о моей судьбе, что мне предстоит пройти в дальнейшем. Говорил он долго, но я кроме первой фразы ничего не слышала. Слух у меня отключили. Либо это сделала моя подсадка, либо верхний психолог через биоробот. Когда я, наконец-то, обрела дар речи, а она у меня тоже была отнята, и сказала, что я ничего не слышу, говори громче, почувствовалась его полная беспомощность в противоборстве с верхними силами. По сравнению с ними он был никто. Мелкая букашка. Но надо отдать ему должное, что оплеуху он снес достойно. Выдали только одни глаза. Вышколен он был отменно. Нигде ничего не дрогнуло. Внутри себя я потом смеялась: "Хоть и на •почетном месте ты в Антимире, да больно не велики твои полномочия". Евгений гордился тем авторитетом, который имел, и поэтому старался и работал, как настоящий, уважающий себя черт. Он всегда упоминал, что работа у человека — основное в жизни, то, ради чего, стоит жить.

Но моя подсадка его не любила. И неприязнь между ними росла все больше и больше. Мне, как первородному сознанию, было интересно, я хватала и ловила все на лету. Моя подсадка лишь милостиво соглашалась с тем, чтобы в меня влезала эта информация пользы и дела ради. Нередко подсказывала сама: "Секи лучше, не хлопай ушами". В другой раз: "Не лови галок, наблюдай лучше". Я, конечно, старалась, как могла. Делала ошибки, исправлялась. Все было. Но и слушалась ее. Первородное сознание трепещет перед многоразовой жизнью и ее интеллектом.